И все равно, блядь, останавливаюсь, выйдя из дома, — как будто забыл что-то внутри.

И даже знаю, что, — развернувшись, гипнотизирую взглядом подвальное окошко.

Зайти и напомнить, что я настойчиво жду?

Да ну на хрен — это вообще уже бред несусветный!

И все равно — в груди что-то клокочет, — такое, чего и сам определить не могу.

Ярость смешивается с какой-то идиотской потребностью просто войти и посмотреть на нее — спящую. Какая она сейчас? Расслабленная, тихая, улыбающаяся, — или мечущаяся во сне?

Ее сонный вид почему-то будоражит меня сильнее, чем все изощренные сексуальные ухитрения моих женщин.

Хм… Моих… Нет. Вот снова — током и одновременно мурашками по коже. Она- моя. Вся. Целиком. Полностью. Безраздельно. Моя — каждой клеточкой. И в полной моей власти.

И снова — будоражит так, что приходится сжать кулак. Унять этот странный ток, сдавив его пальцами.

Бред. А будто чувствую ее дыхание, сладкий запах на своей коже, как ночью, — и снова ток — уже не мурашками, волнами по телу, в груди разливается, — да так, что даже сердце вдруг пропускает несколько ударов.

Нет. Не стану заходить, — решаю в последний момент, сжимая зубы. Она меня услышала, — и, если не совсем дура, все поняла. Сама придет.

Вопросы в администрации решаются довольно быстро — и уже через пару дней, как обещают, весь пакет документов со всеми необходимыми разрешениями, будет готов.

Ну — тут и не должно было проблем возникнуть, учитывая, что Тигр у нас — очень даже приличный человек. Депутат госдумы, на секундочку, — кто бы вот мог подумать… Н-да.

— Все документы мне по яхтам, — бросаю, едва войдя, сжавшейся секретарше. — Все подготовь, — кто работал с последними проектами, кто имел доступ, — абсолютно все. И собери записи с камер за последние пять месяцев.

Конечно, — не может быть все так просто и очевидно. Те, кто встречался с нашим главным инженером, — явно не такие идиоты, чтобы оставить след. Но вот то, что человеком того, кто нас так отчаянно пытается то ли слить, то ли подставить может оказаться вполне себе на первый взгляд совершенно рядовой сотрудник — это скорее всего. За всем нужен контроль, да и, в конце концов, разработками и чертежами не лично главный инженер занимается!

И засланным может быть, кто угодно. Да даже секретарша. На подозрении — все и каждый.

Просматриваю материалы до тех пор, пока не начинает резать глаза.

Одиннадцать вечера, — замечаю, бросив взгляд на часы.

Собственное расследование, — это, конечно, хорошо, но и из нашего гостеприимного хозяина не мешало бы информацию трухануть.

Про сыновей Альбиноса он прекрасно знал. Интересно, чем еще сможет порадовать? Уж наверняка должен знать и о тех, кто мог бы на такой уровень замахнуться, — тут тебе не мелочь. И таких людей может быть совсем немного, — наверняка мы знаем каждого из них по именам.

И даже тех, кто отсиживается в тени. Самые умные, самые матерые никогда нигде не засветятся. У них везде свои ставленники — в бизнесе, в политике, на государственных должностях. А сами — сидят где-нибудь у пруда и рыбку ловят. Будто самые обыкновенные пенсионеры. И не подумает никто, что всем заправляют, всем в этой стране ворочают. Простые люди — правда, со множеством несоответствующих им, на первый взгляд, знакомств. Скорее всего, среди таких искать и надо, — хотя, — чем черт не шутит? Может, — опять кто-то из нахрапистых и наглых.

— Конечно, дорогой, всегда рад видеть, — сочится медом вкрадчивый голос Маниза. — В любое время. Тебе, пока едешь, что заказать? Новое фирмененное блюдо? Очень рекомендую, индейка в меду. Девочек? Свеженькие есть, тоже очень неплохие. Девственниц? Опытных? Для особенных потребностей, с изюминкой?

— Мне только поговорить, Маниз, — вздыхаю, понимая, что разговором, конечно, не обойдусь, — обижу хозяина. — И фирменное блюдо, конечно, буду счастлив попробовать.

— Жду тебя, дорогой.

Маниз сидит все в том же кресле наверху.

Все так же, как и во все предыдущие наши встречи, лениво, из-под полуприкрытых глаз, наблюдает на извивающимися в клеткам, стриптизершами-шлюхами. Поигрывает металлическими шариками, вертя их в пальцах. И тянет виски.

Ни о чем не спрашивает, пока ужин не закончится, — да и я не начинаю разговор. Хозяин чтит традиции, и даже если дело супер-срочное, вряд ли нарушит хоть одну из них.

А я — только сжимаю зубы, думая о том, что вот так же могла бы извиваться перед избранными гостями и моя Фиалка. Блядь, — нужно будет и записи с камер за то утро посмотреть. Зло прожигает грудь — не по-хорошему, тягучим ядом, — от одной мысли, сколько парней ее увидеть полуголую могло…

— Серьезный вопрос, дорогой, — Маниз прикрывает веки, медленно смакуя новый глоток виски после того, как внимательно выслушал все, что я рассказал. — Мне это не нужно, надеюсь, ты понимаешь, — острый, пронзительный взгляд мне в глаза из — под полуприкрытых век. — Я в большие игры давно уже наигрался, свое получил и теперь — просто поддерживаюсь, непоропливо наслаждаюсь жизнью. Рвать, хватать и выдирать из чужих зубов — это все в прошлом. Посмаковать жизнь хочу, сколько ее там у меня осталось. Раз до старости дождить повезло.

Киваю, — естественно, я даже и не думал ничего Манизу здесь предъявлять.

Все так, как он и говорит, — он войны и перераздела он отошел давно. Ему такие обороты уже давно неинтересны, — да и меня вряд ли бы вот так подставил. Нет, — тут чужая рука, — иначе не сидел бы я сейчас с ним рядом и разговоров бы не вел.

— Прекрасно понимаю. Но ты знаешь все и обо всех, Маниз, — кого мне еще спросить? Кому это нужно? Потопить на моих сломанных яхтах верхушку власти и переворот в стране устроить? Или тупо на мои заводы метят, а?

— Оба варианта, я так думаю, подойдут, Морок, — лицо становится хищным, сосредоточенным. — Ты и Лютый давно не здесь. Так что — вашими руками убрать кого-то очень даже безопасное решение. Но и заводы отхватить, — сам понимаешь, это тебе не наркоту и стволы перегонять по чужим каналам. Это миллиарды зелени, друг, причем — легально и статусно.

— И кто ж на такой кусок рот свой раззявить мог бы? Ты же даже про состав сока, который важные люди пьют, все лучше них знаешь. М?

— Думать буду, — он весь напрягается, — и я понимаю, — даже догадок нет. Но для Маниза такая серьезная заявка пиздец, как неприятна. С обеих сторон, какими ни были бы цели. — Буду думать, Морок. Такие крылья в зародыше подрезать надо. Не нравится мне это.

Ну да.

Отхватят наши заводы — а там и на остров замахнутся, — война для Маниза. Переворот устроят, — власть сменится, — и опять война, — кровавая. Жуткая, по всей стране перераздел благ пойдет. Ни хера нехорошо, как ни смотри. И шанса тихо выйти на пенсию с нехеровым пособием ни у кого уже не будет, — всех уберут, на хрен.

— Не афишируй пока, что в курсе. Пусть думают, что у них все получается. Инче ни одного следа не найдем, — все подчистят.

И снова киваю, — так же рассудил с самого начала. Тут — присмотреться, понаблюдать надо, с толку сбить. Понятно, — напряглись, притихли, когда я приехал. Пусть расслабятся, увидят, что я другим занимаюсь, — гостиницей с Тигром, перевозками по моим каналам. Пусть дадут мне парочку зацепок.

— Ну, что ж, дорогой. Я тебя услышал. Как только что-нибудь узнаю, — сразу же свяжусь. Но и ты меня в курсе держи.

— Конечно, — поднимаюсь, снова осматривая зал. Эстетичное, но все-таки — блядство. И как раньше не замечал? Злит меня, что моя Фиалка частью вот всего этого была. Особенно — такая, какой ее в последний раз увидел. Просто. Тупо. Злит. — Благодарю тебя, Маниз.

— Не стоит. Сам понимаешь, это и в моих интересах. Удивляюсь, как я такой крупняк у себя под носом пропустил.

И он — злится, понятное дело. На его землях что-то глобальное затевается, — а хозяин ни сном ни духом. Для него это — край просто, как херово. Хозяин, — он не только сливки снимать со всего должен. У него все под контролем обязано быть. И безопасность всем, кто на острове бизнес ведет, он обеспечивать должен, — иначе какой он, на хрен, хозяин? А тут — даже информацией не владеет. Это наверняка, — но каждому движению понял.