— Ты тоже, как вижу, соскучился, — ее дыхание струится по шее, а руки уже перемещаются ниже, к яйцам. О, я знаю, как они умеет доставлять удовольствие и распалять! Щекоча там пальчиками и ноготками, а после втягивая губками! — Хочешь, прямо здесь утолю твою первую жажду? Маниз явно не будет против, если мы пойдем в одну из спален… А, может, ты хочешь — прямо здесь?

Зарина — не шлюха. Но готова даже рискнуть репутацией, — а меня иногда возбуждают такие места, где в любой момент могут нас увидеть.

Даже через пиджак чувствую, как ее соски становятся острыми, — трется ими об меня уже, как голодная мартовская кошка. Она всегда такая, — ненасытная, как пламя.

Домой ее повезти, что ли? Обычно я трахаю Зарину в гостинице, но сегодня как-то лень куда-то ехать.

Облизнув губы, Зарина медленно опускается на колени, расценив мое молчание как разрешение. Расстегивает молнию на брюках, — и из горла сам по себе вылетает облегченный стон. Реально — ни хера я не удовлетворился девчонкой, наоборот, то, что было, — как легкая закуска перед нормальной едой, только разжигающая аппетит.

— Обожаю его, — Зарина с восторгом смотрит на мой возбужденный член, слегка дуя на дернувшуюся головку.

И я даже уверен, — она давно уже мокрая.

Только вот… Член мой стоит не на нее, — и жажда моя сейчас не на нее в висках пульсирует.

Нет, ни хрена, — не ее хочу, а просто так спускать пар — мне уже неинтересно.

Шлюха, блядь, меня своей какой-то странной нежностью притягивает, — и даже со всей ее неумелостью и глупыми, идиотскими выходками.

Только подумал о ее губках, — и ток по венам полетел, — так, что еле сдерживаю стон, сжимая челюсти.

А Зара… Нет. Это, блядь, сейчас просто как-то невкусно.

— Не сейчас, Зарина, — опускаю руку на ее волосы, слегка натягивая. — Давай в следующий раз.

Даже вот не сомневаюсь, — наиграюсь своей игрушкой, надоест, — и вернусь к ней, — умелой и страстной, пламенной. Но сейчас… Нет. Сейчас другого хочется.

— Но… — Зара, как рыба, в миллиметре от моего члена, — ближе моя рука, что за волосы ее держит, не пускает, — хлопает губами. — Ты же хочешь… Андреееей!

И снова это ее придыхание не возбуждает, а кажется какой-то тупой дешевкой. Имитацией чего-то. Хотя… Она и есть имитация. Берет у понравившихся ей актрис все самое, на ее взгляд, красивое и лучшее. Мимику, улыбку, даже вот этот поворот головы, с которым она сейчас мне в глаза смотрит… И придыхание свое тоже где-то выцепила, подсмотрела. Но меня как-то сейчас не забавляет.

— Хотел бы, — взял, — поправляю член, все так же придерживая Зарину за волосы, — как собачонку, блядь, на поводке, — ну и как мне после такой ассоциации ее теперь трахать? — Поднимайся. Свидание окончено.

— Андрей… — она хлопает глазами, снова прижимаясь к моей груди и цепляясь ноготками за воротник рубашки. — Я тебя чем-то расстроила?

— Нет, Зарина, — провожу костяшками по скуле, — а руке к другой коже прикоснуться хочется. — Просто не твой вечер.

Не понимает ни хрена, — по глазам вижу, — но кивает, прикусив пухлую губу.

— Гуляй. Наслаждайся вечером. А мне домой нужно, — провожу пальцами по губам, размазывая помаду, — будем считать, что это что-то вроде поцелуя на прощанье. И, блядь, даже губы ее не вставляют сейчас.

Глава 36

Возвращаюсь, — и, кажется, что даже у входа в дом запах ее ощущаю, — так с сумасшедшим стояком всю дорогу и ехал. Толкаю дверь в ее конуру в подвале, быстрым взглядом успевая заметить, что не все так жутко, — Наташа постаралась и теперь тут все выглядит очень даже неплохо, как в нормальной комнате, — и шкафчик перенесли и зеркало поставили и даже клеенку возле душа нацепили.

Снова спит, — неужели те несчастные пару раз ее так вымотали?

Ложусь рядом, обхватывая упругую высокую грудь, — и сам не понимаю, как лицом в волосы ее зарываюсь. Вот он, мой наркотик, — аромат ее, от волос больше всего слышно. Не замечаю, как начинаю играть ими, пропуская пряди через пальцы.

Ласкаю аккуратно, не сжимая, еле прикасаясь, — и улыбаюсь, начав ощущать под руками легкую дрожь.

Не ту, которую чувствовал, пока ее трахал, — блядь. Даже слово это ей не подходит, — а совсем другую. Возбуждается девочка, пробуждается под моей рукой ее тело, — и вот сама уже возиться под рукой моей начинает, во сне, неосознанно еще большей ласки у меня выпрашивая.

Сжимаю сосок, уже ставший совсем острым, — и кайф проносится по венам, когда чувствую, как напрягается он под моими пальцами, как дергается и набухает.

Не могу остановиться, — ловлю его губами, — блядь, этот вкус ее, как и запах, — просто невероятный! Не люблю их целовать, — никого, даже любовниц, — но ее почему-то хочется. Брать, ласкать, вкусом ее напитываться, — просто не шлюха, а нежный и хрупкий цветочек подо мной, под моими руками, — и я прям чувствую, прямо вижу, какой красотой этот цветочек раскрыться может. Просто нужно дать ей возможность. Научить. Подвести к этому. И, блядь, — только под моими руками!

— Хорошая моя… — шепчу, отдаваясь порыву, заскользив руками по ее коже, — ниже, к выпирающим косточкам внизу живота, ощущая ее тепло и пульсацию, — и снова понимаю, — даже кожа у нее особенная. Нежная, бархатная, — ну точно, — цветок!

Фиалка, — вот из тех, бархатистых, — и глаза у нее точно такого же цвета…

Снова втягиваю сосок, уже впиваясь в него зубами, ловя ее стон и новый толчок тела подо мной.

Хочется раздеться, почувствать ее — кожа к коже, тереться, скользить по ней всем телом.

— Тссссс, — дергается, — на этот раз резко, жестко, — и глаза ее одуренные распахиваются.

Только, блядь, — снова в них этот отвратный, набивший мне, блядь, уже оскомину, ужас. Откуда? Как будто я не знаю, что она внизу уже совсем влажная, — мне даже прикасаться, чтобы это проверить, не нужно.

Пытается отползти, как будто не мужчина к ней пришел, а один из моих питомцев, мать вашу!

— Тихо, маленькая, — ловлю за плечо и притягиваю к себе.

Хрен знает, что происходит, но у меня, кажется, даже от того, что она на полметра отдаляется, ломка начинается, прямо тут же — по запаху ее, по ее коже…

— Мы не с того с тобой начали, — прижимаю ее голову к себе, снова ныряя в роскошь охренительных волос.

Опять накрываю грудь рукой, снова — ласково, еле ощутимым прикосновением, — и, блядь, морщусь, чувствуя, как снова дергается, — я ее, блядь, что? Каленым железом сейчас пытаю?

— Давай попробуем по-другому, — аккуратно, одними пальцами, провожу рукой вниз, дурея от мурашек, тут же рассыпающихся по ее коже. — Я не разобрался, да и времени не было, — опускаюсь к нижней стороне бедра.

Может, — ее и правда научить ни хрена ничему не успели там, у Маниза? Хрен его знает, — может, в первый же день на воровстве попалась? И не трогал ее никто?

От одной мысли об этом начинает рвать крышу, — и мне, блядь, нужны все мои силы, чтобы сдержаться и не наброситься на девчонку, как голодный зверь.

Блядь, — это охренительно просто, если я первый, кто к ней прикаается! К ротику ее, к ягодицам упругим. Может, даже между грудьми член чужой не побывал? Потому и дергается так, — тогда понятно, резко я с девочкой начал, сразу со старта. Больно ей было, и страшно, наверное, — вот теперь и реакция такая ненормальная. Хрен его знает, — все может быть.

— Это может быть очень приятно, — шепчу, возвращаясь руками к ее груди, разминая, чуть оттягивая сосочки. — Просто расслабься.

Судорожно втягивает носом воздух, — вот прямо с сопением, через силу, — а меня снова рвет, когда вспомню, что точно так же дышала через раз с членом моим во рту.

Нет, явно никто ее не готовил, не учил это делать, — дышать их, блядей, в первую очередь учат. И не замечаю, как сжимаю соски со всей дури, ощущая их под руками мелкими камушками.

— Я буду аккуратным, — шепчу, подхватывая ее и укладывая на спину. — Хорошо?

Молчит. Только глаза зажмурила, — ну точно, как ребенок, и сопит тяжело.